«Selene» московского композитора Алексея Сысоева — одно из самых удивительных фортепианных произведений XXI века. Ее сравнительная неизвестность объясняется только предельной сложностью партитуры для исполнителя и ограничениями, которые она налагает на слушателя. Это 2,5-часовая фортепианная пьеса, очень тихая, изобилующая продолжительными паузами, которые становятся важнейшей частью сочинения. Написана она для пианиста Юрия Фаворина, и автор сомневается, что может найтись другой пианист, способный сыграть эту пьесу адекватно.

Именно в исполнении Фаворина она и прозвучит в ДК Рассвет. Сам пианист считает «Selene» +одним из наиболее значительных явлений фортепианной литературы» и одновременно — возможно, самым трудной для исполнения пьесой, с которой ему приходилось сталкиваться. Однако для слушателя она может оказаться по-настоящему освобождающим опытом — это вкрадчивая, хрупкая, полная природной красоты музыка. Бесконечный акустический пейзаж, медленно разворачивающийся перед нашим внутренним взором. Погружаясь в «Selene» с ее неясным мерцающим светом, мы становимся свидетелями выраженных в музыке чужих ощущений — и погружаемся в свои.
 

АЛЕКСЕЙ СЫСОЕВ О «SELENE»

Пьеса «Selene» создавалась мною в течение двух лет, в 2011–2012 годах, и посвящена российскому пианисту Юрию Фаворину. Именно этому музыканту удалось вдохнуть в сложнейшую масштабную партитуру истинную жизнь. Технические сложности, связанные с ее интерпретацией (опора на иррациональную ритмику, на одновременное сочетание целых ритмических пластов, обилие неудобных скачков и виртуозной мелкой техники), выходят далеко за рамки «традиционных», а сами масштабы пьесы диктуют необходимость не только их внутреннего осмысления, но и просто высочайшей физической выносливости. Чудесно осознавать, что я был счастливым свидетелем этого процесса…

Во время ежедневного сочинения я не думал о каких-то композиционных «моделях», связанных, например, с подобными временными масштабами сочинения. Например, о модели «романтического» или «постромантического» пианизма с его гигантоманией и пафосом (Ференц Лист, Кайхосру Сорабджи, Майкл Финнисси, Ричард Барретт и т.д.), ни об отрешенных музыкальных полотнах композиторов-экспериментаторов (Ля Монте Янг, Мортон Фелдман, Деннис Джонсон, Брун Харрисон). Гораздо более важным мне казалось сосредоточение на своих внутренних ощущениях, на своих ежедневных наблюдениях за медленно и прихотливо выстраивающейся формой.

Такое непосредственное ежедневное «вчувствование» в материал со своими локальными удачами или неудачами, с прозрениями или тупиками, оказалось сродни некоей строгой духовной практике, при которой уже сам процесс сочинения становится развивающейся формой и которая, в свою очередь, откладывает существенный отпечаток на процесс композиции. Таким образом, мой внутренний мир воздействовал на абстрактные музыкальные конструкции, а музыкальные абстракции воздействовали на меня.

«Selene» предъявляет специальные требования не только своему интерпретатору, но и аудитории. Длительность ее звучания составляет около 2,5 часов при сосредоточенной и неспешно развертывающейся драматургии классического типа. Резкие динамические перепады и коллизии сменяются длительными зонами статики, порождая в свою очередь развернутый во времени «акустический рельеф», приводящий к гигантской кульминационной зоне. Все это требует нашего чуткого внимания и внутреннего сосредоточения на своих ощущениях. То есть тех свойств, которые так дефицитны в наше суетное время…
 

ЮРИЙ ФАВОРИН О «SELENE»

Сейчас у меня уже нет сомнений, что «Селена« — одно из наиболее значительных явлений фортепианной литературы. Эта пьеса построена фактически по законам классицистской формы: здесь есть экспозиция, кульминация, реприза. Ощущение медитативности рождается из предельной разреженности ткани, «нанизанной» на эту форму, представляющей собой бесконечно цепляющиеся друг за друга — зачастую одним волоском — звенья. Это похоже на попытку обогнуть земной шар: в любой отдельно взятый момент мы воспринимаем землю как ровную поверхность. При этом на микроуровне текст очень сложный. Думаю, что ни одно другое сочинение, кроме «Tract» Ричарда Барретта, мне не давалось с таким трудом

[Впрочем], в случае «Селены» медитативность скорее иллюзорна. Для меня эта пьеса имеет очень четкую «векторность», направленность, и, в отличие от многих замечательных сочинений Фелдмана, она не может закончиться, пока не скажет все необходимое. В этом смысле «Селена» скорее наследница не Фелдмана, а венской классики… Я бы сопоставил подобное фортепианное письмо с поздним Скрябиным. Здесь действительно много общего даже на уровне исполнительских движений… Особенность устройства «Селены» в том, что при точном соблюдении ритмики достигается эстетический эффект природности, естественности, непросчитанности, здесь начинает «играть», так сказать, сама природа.